ГРАЖДАНСКОЕ НЕПОВИНОВЕНИЕ КАК ИНСТРУМЕНТ ОБЕСПЕЧЕНИЯ ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

В XXI веке религиозно-философские учения (новые или доставшиеся нам по наследству), претендующие на абсолютную истину, содержат идеи ненасилия. И это имеет разумные обоснования, избавленные от мистицизма.

Во-первых, притягательность ненасильственной борьбы обусловлена её свободолюбием, стремлением духовно и материально эмансипировать личность от притязаний политической надстройки. Во-вторых, ненасилие, будучи системой ценностей, этической и социальной концепцией, использовалось религиозными деятелями для ниспровержения ценностных устоев прошлого, удерживающих своё господство благодаря могущественному репрессивному аппарату.

Яркий тому пример – роль раннего христианства в дезорганизации языческого Рима: первые последователи Иисуса Христа со стойкостью подвергались гонениям, и даже лишаясь жизни, они, говоря языком Л. Н. Толстого, непротивлялись злу насилием, увеличивая тем самым паству Вселенской Церкви. Уже тогда ненасилие приносило первые дивиденды для отдельно взятой личности: заповеди «Не убий» и «Возлюби ближнего твоего, как самого себя», являли собой важнейшие императивы, с помощью которых верующий шёл к «вечной жизни», свободной от греха.

С исторической точки зрения, современный человек, вне зависимости от своей конфессиональной и этнической принадлежности, бунтует против социальных институтов, против государства, за которое он воевал и которому служил с позднего Средневековья. Как это ни парадоксально, но во времена Толстого и Ганди ненасилие постепенно приобретает свой первозданный облик, который завлекал своей силой и внешней формой первых христиан. Глобализация и информатизация международных отношений, ставшая возможной благодаря техническим новациям в области связи и мировым войнам, нанесёт сокрушительный удар по государству и церкви, о чём так мечтали Торо, Толстой и Ганди.

Будучи стратегической концепцией, ненасильственное сопротивление способно либо свергнуть правительство, либо его обезопасить. Всё зависит от целей и задач, поставленных политическими игроками, от степени их профессионализма и мотивации. Говоря же об идеях философов и политиков, о которых мы повествуем в настоящей работе, то их успешность заключается в том, что ненасилие обращается к людской совести, терзания которой зачастую более действенны, нежели внушение страхом. Порождённый насилием, страх воздействует на психику человека кратковременно, требуя постоянной подпитки со стороны властей в виде разного рода репрессий.

Анархическая природа ненасилия, сопровождающая мировую цивилизацию с момента её основания, по-прежнему неизменна. Мысли и практическая деятельность Г. Торо, Л. Н. Толстого, М. Ганди и М. Лютера Кинга были пронизаны борьбой против системы государственного принуждения – насилия. В общей сумме, годы, прожитые этими людьми, от Г. Торо до М. Лютера Кинга, занимают отрезок чуть более ста пятидесяти лет. Времена не самые простые для национальных государств, постепенно интегрируемых в мировой рынок: капитализм наращивает темпы развития, увеличивая численность рабочего класса, степень его эксплуатации. Неслучайно в конце XIX столетия В. И. Ленин будет разоблачать «планетарные устремления империализма» и предчувствовать грядущую мировую войну и революцию. В этой ситуации двум анархистам – Толстому и Ганди – не оставляют выбора, и они объявляют тотальную войну государство-центричному строю, вдохновив группы своих последователей по всему миру. Они блистательно усвоят опыт Г. Торо, его бунт против засилья государства, и предоставят пищу для размышлений яркому баптистскому проповеднику — М. Лютеру Кингу, которому будет суждено постигнуть евангельский тезис о равенстве людей.

ВИДЫ ИДЕОЛОГИЙ

Генри Торо (1817-1862 гг.)

Как ни странно, идеи ненасильственного сопротивления, в их современном толковании, получают развитие не на Востоке, подарившем человечеству большинство религиозных систем, а на Западе, в США. Главная тому причина кроется в следующем: в Америке первой половины XIX столетия, ещё слабо затронутой урбанизацией и индустриализацией, вовлекающей, к примеру, миллионы европейцев в новую социальную реальность (свободную от религиозных догм), ненасильственные идеалы христианства по-прежнему оставались притягательны для большинства граждан. Идеологом ненасилия становится американский мыслитель и писатель Генри Дэвид Торо. Под влиянием Р. У. Эмерсона он проникается идеями трансцендентализма, заключавшиеся в критике современной цивилизации и возврате к природе в духе Ж.Ж. Руссо.

Творчество Г. Торо – поворотный пункт в истории гражданского неповиновения. В том или ином виде идея гражданского неповиновения оглашалась и даже осуществлялась на практике в течение, по крайней мере, 2400 лет. Но никогда раньше она не становилась предметом такого большого общественного внимания, никогда раньше не пользовалась столь широкой поддержкой, как за столетие, прошедшее с того, как Торо в интеллектуальной форме объяснил, почему людям следует руководствоваться в своих действиях справедливостью, а не легальностью.

В 1845-гг. Г. Торо жил в хижине на берегу Уолденского пруда, самостоятельно обеспечивая себя всем необходимым для жизни. Этот эксперимент по уединению от общества он описал в книге «Уолден, или Жизнь в лесу» (1854 г.), сделавшей его популярным. Отказ от уплаты государственных пошлин и налогов был для Торо своеобразной формой протеста против политики правительства, поощрявшего рабство и начавшего войну в Мексике (1846-1848 гг.). Заключенный в июле 1846 г. в тюрьму по этой причине, философ не отчаивается и садится за написание трактата, в котором даёт всеохватывающую нравственно-политическую характеристику отношений индивида и государства. Так, этот творческий замысел реализовывается сначала в лекции «О сопротивлении гражданскому правительству», а затем и в эссе «О гражданском неповиновении» (1848 г.), оказавшем позже влияние на Л. Н. Толстого, М. Ганди и М. Л. Кинга.

Будучи аболиционистом, Торо отстаивал права афроамериканцев. В качестве средства борьбы он предлагал индивидуальное ненасильственное сопротивление общественному злу, источником которого считал государство: «Когда шестая часть нации, провозгласившей себя прибежищем свободы, остается рабами, а целая страна завоевывается и разграбляется армией захватчиков и управляется по военным законам, то я думаю, что сейчас самое время для честного человека оказать сопротивление и неповиновение». Неслучайно Торо начинает своё именитое эссе с девиза Эмерсона: «То правительство хорошо, которое правит меньше всего». Строчкой ниже он радикально перефразирует мысль: «То правительство лучше всего, которое вовсе не правит». Заявление, достойное самого К. Маркса, успевшего к тому времени возненавидеть правительство Пруссии за всеобъемлющую власть над обществом, насилие над ним.

Закон, основанный на принуждении, американский отшельник именует несправедливым, приводя в пример солдат, «марширующих стройными рядами через горы и долы на войну против своей воли». Вот как он описывает их настроения: «Внутри себя каждый из них не сомневается, что дело, которым их принуждают заниматься — отвратительно, ибо миролюбие — естественное свойство человека». Опередив своё время, Торо закладывает фундамент современной ненасильственной политтехнологии, успешность которой всецело зависит от того, чтобы не провоцировать армию на насилие, играть на миролюбивых струнах человеческого сознания. Функционирование государства философ сравнивает с машиной, «производящей угнетение и грабёж», в то же время подчёркивая, что «в обязанности человека не входит искоренение любого, даже самого вопиющего зла», «но необходимо, по крайней мере, умыть руки, чтобы если уж отстраняться от борьбы, то хотя бы никак не поддерживать (курсив мой – С. Ц.) зло». Глагол «поддерживать» здесь имеет ключевое значение, поскольку именно от коллективной воли граждан зависит работоспособность государства; отсутствие согласия народных масс — «ахиллесова пята» каждого политического режима, превращающая власть в эфемерную и недееспособную субстанцию.

Для американского мыслителя важнейший принцип гражданского неповиновения состоит в непризнании государства, отказе общества от взаимодействия с ним. Торо демонстрирует силу своей идеи на примере отказа от уплаты налогов: «Непосредственно, лицом к лицу, я встречаюсь с федеральным правительством или правительством штата не более раза в год, в лице их представителя — сборщика налогов; это единственный случай, когда всем нам приходится, по необходимости, встречаться с ним. Правительство четко заявляет: «Признавай меня». Так вот простейший и наиболее эффективный, в данных обстоятельствах, необходимейший способ обращения с ним — это, выказав минимум радости и признательности, отказать ему в этом». Т.е. Торо предлагает отдельно взятому человека демонтировать общение и взаимодействие с государством, отказав тем самым последнему в подчинении.

Формула американского философа, не уступающая по глубине самому Макиавелли: «Меньшинство бессильно, пока оно соглашается с большинством,…но оно непобедимо, когда препятствует чему-либо всеми своими устремлениями…Сила правительства совершенно недостаточна, если у нее нет поддержки и согласия управляемых». Сам того не подозревая, Торо закладывает бомбу под суверенное государство, которое в век телевидения и интернета будет доживать последние годы своего независимого и стабильного существования.

Лев Толстой (1828-1910 гг.)

С точки зрения христианской парадигмы, переосмыслением постулатов Г. Торо о гражданском неповиновении занялся великий русский писатель Лев Николаевич Толстой – автор уникального религиозно-философского учения. В основе толстовского миросозерцания – «поиски смысла жизни, разработка новой истинной религии всеобщей любви, добра, ненасилия».

В конце 1870 – 1880-х гг. Толстой создаёт ряд религиозно-философских сочинений: «Исповедь», «В чем моя вера?», «Царство Божие внутри нас», «О жизни», «Так что же нам делать?» и др. Это время духовного переворота, который произошел в результате переосмысления западной и восточной философии, а также христианства и других мировых религий. При этом влияние идей Ж.-Ж. Руссо на Толстого было едва ли не самым главным (по его собственному признанию, ещё в 15 лет он носил на шее медальон с портретом Руссо вместо нательного креста). На протяжении всей своей жизни, Толстой основывал свои воззрения на евангельских заповедях, обращённых ко всем людям, — «братьям между собой и детям перед бесконечностью, или Богом». Последний период жизни и творчества Л. Толстого можно определить как «проповеднический» (с конца 1880-х гг.). В эти годы формируется толстовство как религиозно-общественное движение. В публицистических статьях мыслитель остро критикует государство и церковь как органы насилия над людьми, подавляющие личностные и творческие начала.

По его мнению, центральная идея христианства сосредоточена в четвертой заповеди — «Не противься злу». Осознание того, в этих трёх простых словах заключена суть евангельского учения, вернувшее в своё время Толстому утерянный смысл жизни, вывело его одновременно из мировоззренческого тупика. Древний закон, осуждавший зло и насилие в целом, допускал, что в определенных случаях они могут быть использованы во благо — как справедливое возмездие по формуле «око за око». Иисус Христос отменяет этот закон. Он считает, что насилие не может быть благом никогда, ни при каких обстоятельствах, к помощи насилия нельзя прибегать даже тогда, когда тебя бьют и обижают («Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» — Мф. 5:39). Запрет на насилие носит абсолютный характер. Не только на добро надо отвечать добром. И на зло следует отвечать добром. Понятые именно в таком прямом, буквальном смысле слова о ненасилии, непротивлении злу силой — метка правильного направления, той высоты, перед которой стоит современный человек на бесконечном пути его нравственного восхождения. Л. Толстой учит: «Признание жизни каждого человека священной есть первое и единственное основание всякой нравственности».

Автор «Войны и мира» — бунтарь, не признающий право государства и церкви руководить человеческими умами и судьбами, христианский анархист, призывающей к абсолютной свободе. Однако наш герой не ограничивается критикой существующего положения дел, он напрямую обращается к совести людей: «Кто тебя поставил нянькой этого разрушающегося строя? Ни общество, ни государство, ни все люди никогда не просили тебя о том, чтобы ты поддерживал этот строй…ты занял, принял своё положение вовсе не с самоотверженною целью поддерживать необходимый для блага людей порядок жизни, а для себя: своей корысти, славолюбия, честолюбия, своей лени, трусости. Если бы ты не желал этого положения, ты не делал бы всего того, что постоянно нужно делать, чтобы удерживать своё положение. Попробуй только перестать делать те сложные, жестокие, коварные и подлые дела, которые ты не переставая, делаешь, чтобы удерживать своё положение, и ты сейчас же лишишься его». Толстой рассматривает государство как орган подавления личности, возникший при необходимости, но ставший в дальнейшем орудием обмана и насилия. Отказ от участия в государственном насилии — военном, судебном, идеологическом, экономическом и др. — служит, по Толстому, мощным средством улучшения общества.

Толстой порицает безответственность человека, его стремление спрятаться от собственной совести за спинами других: «Люди, совершая самые ужасные дела, не видят своей ответственности за них… Одни потребовали, другие решили, третьи подтвердили, четвертые предложили, пятые доложили, шестые предписали, седьмые исполнили». В этом смысле государство, будучи системой, построенной на взаимных обязанностях индивидов, служит носителем зла — насилия: «Ни один генерал или солдат без дисциплины, присяги и войны не убьёт не только сотни турок или немцев и не разорит их деревень, но не решится ранить ни одного человека. Всё это делается только благодаря той сложной машине государственной и общественной, задача которой состоит в том, чтобы разбивать ответственность совершаемых злодейств так, чтобы никто не чувствовал противоестественности этих поступков».

Толстой не ограничивается философией, он предлагает новую общественную структуру – религиозно-философскую коммуну, — которая должна сменить государство с его аппаратом насилия и принуждения. Для начала XX века этот принцип организации казался утопией, но он пророчески обращается в будущее: в наше время, вооруженное социальными сетями, охватывающими большую часть планеты, влияние религиозно-философских коммун трудно переоценить.

Махатма Ганди (1869-1948 гг.)

С исторической точки зрения, было бы некоторым упущением переоценивать влияние Г. Торо на мировоззрение Махатмы Ганди. Сам прославленный индус писал, что позаимствовал у Торо термин «гражданское неповиновение» (сivil disobedience) только для того, «чтобы быть понятым английской аудиторией». По-иному обстоит дело с творчеством Льва Толстого. Практикуясь параллельно в адвокатской деятельности, Ганди усиленно изучает произведения Л. Толстого, не переставая восхищаться притягательностью его взглядов: ««Краткое евангелие», «Так что же нам делать?» и другие книги произвели на меня сильное впечатления. Я всё глубже понимал безграничные возможности всеобъемлющей любви». Прочитав книгу Толстого «Царство божие внутри нас», Ганди (по его собственным словам), будучи ранее поборником насилия», «излечивается от скептицизма и делается убеждённым сторонником ахимсы».

Подобно Толстому, представляющему ненасилие как коллективное действие, Ганди олицетворяет ахимсу с «единством всей жизни вообще». В этой взаимозависимой системе, «ошибка, совершенная одним человеком, не может не иметь последствий для всех, а это значит, что человек не может полностью освободиться от химсы»; «пока он член общества, он не может не участвовать в химсе, которую порождает само существование общества». Недаром, одно из автобиографических произведений Ганди называется «Все люди — братья». Всеохватывающая любовь к ближнему — вот, что может спасти человека от греха и зла. Тезисы, которым бы позавидовали даже американские теоретики глобализации и комплексной взаимозависимости.

Идеолог индийского национально-освободительного движения развивает идеи ненасилия в концепции «сатьяграхи» (в пер. с санскр. — «упорство в истине»), разработанной во время пребывания в Южной Африке. В понимании Ганди, ненасилие предстаёт «единственной фундаментальной истиной», основанной на отказе от сотрудничества и гражданском неповиновении. Их значимость он подкрепляет убедительным тезисом: «Политическая и экономическая зависимость Индии от Англии — результат её сотрудничества с колонизаторами». И если индусы откажутся от правил игры, навязываемых им режимом, это парализует его действия. Ганди «многократно подчёркивает, что не «англичане» завоевали «нас», а «мы» призвали их господство собственной испорченностью». Он также «использовал призывы к британскому либерализму для завоевания политических симпатий в Великобритании и нейтрализации возражений британских правителей против независимости Индии». Пытаясь склонить англичан к уступкам, Ганди, принимавший в начале своей карьеры активное участие в жизни индийской общины в Южной Африке, организовал даже госпиталь для британской армии (в котором работал), придавая тем самым освободительному движению нравственный облик.

Для Ганди, ненасилие — «не просто философская категория, это закон и суть жизни». Истина сводится к следующей формуле: «Не насилие и ложь, а ненасилие и Правда — закон высшего бытия».

В отличие от современных методик государственного переворота, оперативно реализуемых с помощью информационных технологий, сатьяграха М. Ганди длинный путь, требующий внутреннего самосовершенствования (свараджа). Так, последнюю акцию, названную «соляным походом», он провёл в 1930 г.: с 12 марта по 5 апреля вместе со своими последователями он преодолел пешком путь от г. Ахмадабада (Гуджарат, Западная Индия) до селения Данди на берегу Аравийского моря. Там, демонстративно нарушая колониальную соляную монополию, протестующие три недели выпаривали соль из морской воды, вызвав волны гражданского неповиновения по всей Индии. Тем самым, Ганди «вдохновил своих соотечественников и заново оживил националистическое движение в стране», берущее «своё начало с восстания сипаев 1857—1859 гг.», и «голода, от которого Индия страдала между 1860 и 1908 гг., унёсшего тридцать миллионов жизней».

«Ненасильственная революция, — говорит Ганди, — не входит в программу «захвата власти». Это программа изменения отношений, которое заканчивается мирной передачей власти». Корни несотрудничества нашего героя с англичанами не в ненависти, а в любви: «За моим несотрудничеством — всегда необоримое желание сотрудничать по малейшему поводу даже с худшими из моих недругов», — объясняет Ганди.

Несмотря на то, что Ганди именует «ненасилие законом нашего вида, а насилие – законом зверей», британский колониализм, использующий военную силу для подавления национально-освободительных движений, — «отнюдь не причина порчи человеческого вида, а лишь его следствие, хотя он многократно усугубил эту порчу насаждением «монстра современной цивилизации» во всех её проявлениях – от железных дорог и машинного производства до научной медицины и политической многопартийности.

Вместе с тем, философия Ганди универсальна и может применяться в каждом уголке планеты, спасая человечество от ожесточения и истребления: «Без этой пары – истины и ненасилия – человечество будет обречено… Меня не пугает, что мир, похоже, движется в противоположном направлении. Так, мотылёк, приближаясь к своей гибели, кружится всё быстрее и быстрее, пока не сгорает. Возможно, Индия не избежит такого же крушения. Но мой долг до последнего дыхания спасать Индию, а через неё – весь мир от этой судьбы». Эту патриотическую миссию он исполнит до конца: даже в день своей смерти, – 30 января 1948 г. — перед тем, как покинуть мир, который он всю жизнь защищал, Ганди простит своего убийцу. Поступок, достойный настоящего учителя, который не просто проповедовал ненасилие, но и жил им.

Мартин Лютер Кинг (1929-1968 гг.)

В 1950-1960-е гг. к ненасильственному сопротивлению обращается баптистский проповедник Мартин Лютер Кинг, возглавивший в США борьбу за гражданские права афроамериканского населения. Подобно Л. Толстому, М. Лютер Кинг полагал, что принципы ненасилия широко отражены в христианстве; видел в них «орудие, побеждающее, не нанося ран», которое «стремится не унизить и побороть противника, а завоевать его дружбу и понимание». Следуя предписаниям своих влиятельных учителей, Лютер Кинг видит в любви инструмент, способный оживить «социальные движения».

Будучи талантливым организатором, баптистский проповедник предлагает план действий для ненасильственных социальных изменений, содержащий шесть пунктов: 1. сбор информации – способ определить параметры и сроки, в период которых будет применяться ненасильственное давление; 2. образование – процесс развития лидеров, осведомлённых о проблемах и задачах, стоящих перед их аудиторией; предполагает широкую разъяснительную работу по всем каналам СМИ; 3. личный вклад – внешнее и внутреннее участие протестующего в ненасильственной кампании в краткосрочной и долгосрочной перспективах; 4. переговоры – искусство объединить мнения противоборствующих сторон для разрешения конфликта; 5. прямое действие – осуществляется в случае провала переговорного процесса; 6. примирение – завершающий этап операции, когда обе стороны празднуют победу и обеспечивают совместное внедрение социальных изменений.

В основу своей техники правозащитник ставит отказ от сотрудничества, о котором так много размышляли Г. Торо, Л.Н. Толстой и М. Ганди. Социальный бойкот видится Лютеру Кингу лучшей мерой, способной воспрепятствовать «экономическим и политическим институтам государства, увековечивающим зло в обществе». Причём эффективность этого метода Лютер Кинг обуславливает его продолжительностью: «бойкот необходимо поддерживать в течение нескольких недель и месяцев». В 1957 г. он организует «паломничество свободы» — поход на Вашингтон, в котором участвовало 27 тысяч американцев. В 1961 г. проводились «рейсы свободы». Каждый участник этих акций должен был придерживаться следующих правил: «Не отвечай ударом на удар и оскорблением на оскорбление. Воздержись от насмешек. Всегда веди себя вежливо и дружелюбно… Помни о любви и отказе от насилия».

М. Лютер Кинг считает ненасильственное сопротивление методом «неагрессивным физически, но агрессивным с духовной точки зрения», «средством, способным пробудить чувство стыда у угнетателя». Он ратует за расовую революцию в Америке, которая может носить только ненасильственный характер. В качестве примера, иллюстрирующего эффективность этих мер, Лютер Кинг приводит «сидячие забастовки 1960 г., предпринятые афроамериканским студенчеством в знак протеста против лишения их права питаться в закусочной», что, в свою очередь, «вызвало большой резонанс в обществе», «отпугнуло», по мнению баптистского проповедника, «многих белых покупателей и составило явную угрозу деловой активности в городе».

В широком смысле, именно рост городов и городского населения, сопровождаемый революцией в области массовых коммуникаций, превратил ненасильственное сопротивление в могущественный инструмент социальных преобразований, позволив М. Ганди и М. Лютеру Кингу бороться за свободу своих сторонников. Мировая урбанизация и индустриализация, вырвавшая человека из размеренной деревенской жизни, укрепила его зависимость от таких элементов городской инфраструктуры, как электричество, каналы связи и транспорт. Утрата сельского коллективизма у горожан происходит благодаря общению с помощью разного рода магистралей (образовательных или профессиональных), что позволяет им постепенно сливаться в универсальную общность. Это обстоятельство благоприятствует тому, что ненасильственные акции, блокирующие коммуникационные артерии города, эффективнее вооружённых методов борьбы; отныне ненасилие способно парализовать деятельность не только отдельно взятых солдат или полицейских, но и всего государства, его материальные и нематериальные источники власти.

Источник: Академия Геополитических Проблем - https://akademiagp.ru/гражданское-неповиновение-как-инстр/

Опубликовано: 21.08.2013